Российская звезда Настя Задорожная сейчас в нашей статье. Я сама пригласила Лазарева на танец. Сережа не отказал и даже обошелся без обычных шуточек - все-же именинница... Для него этот танец не значил ничего. А я задумывалась: вот они, самые счастливые минутки в моей жизни. Отец посиживал в кресле, согнувшись напополам. -

Я ринулась к нему: «Папа, для тебя плохо?!!» Схватила за плечи, попробовала приподнять. И вдруг сообразила, он... мертвый. Всю жизнь отец себя убивал. И вот сейчас, в 40 лет, достигнул собственного. Погиб в одиночестве, посреди груды пустых бутылок. Слез не было. Я впала в какое-то оцепенение. Посиживала, ожидала маму и Петра Шекшеева. Друг приехал первым, вызвал милицию, произнес - так положено. Я ни на что не реагировала, в голове вертелось только: «Это я повинна, я». 20 седьмого августа у папы был денек рождения, я его поздравила. А он меня тридцатого - нет. 1-ый раз в жизни. В каком бы состоянии отец ни был, всегда звонил. А здесь - тишь. И я поехала к нему. Открыла дверь. Он спал на диванчике, как обычно опьяненный. Я вздохнула с облегчением: слава богу, живой! Мне уже пару раз снился сон: незнакомый глас холодно и официально произносит «Сергей Дмитриевич Задорожный скончался». Пробуждалась от собственного клика. Подошла, накрыла одеялом. Решила запереть дверь на ключ - в таком состоянии небезопасно выходить на улицу. Задумывалась, завтра заеду, привезу продукты... И вот запоздала. В доме так тихо, что слышно, как капает из крана вода. Эти звуки как будто впиваются в мозг. В конце концов приехала полиция. Вошли, флегмантично поглядели вокруг, на отца, на меня. Спрашивают:

Вы кто будете гражданину Задорожному?

Дочь.

- Предъявите документы...

Звонок в дверь. Желала открыть, но страж порядка обогнал. На пороге стояла мать. Она прижимала ко рту платок и повторяла через рыдания: «Как же так, Настя? Как так?!» Самый ужасный момент был, когда отца перевернули. Не запамятовать его глаза: остановившиеся, слепые, совсем стеклянные. Меня истязало чувство вины. Вдруг отец погиб из-за того, что я заперла дверь? Может быть, ему была нужна помощь, а он не мог выйти? Докторы произнесли, что погибель наступила одномоментно: оторвался тромб. Я не веровала, считала - успокаивают. Папу пришли хоронить знакомые, друзья, сокурсники из Военной академии имени Жуковского. До сего времени не могу представить, что он лежит в земле. Не по для себя от этой мысли. Хотя зрительно я начинаю его забывать. Он становится моим прошедшим - вот что жутко. Пробую этому сопротивляться. Достаю фото, рассматриваю длительно, вспоминаю... У матери всегда было много поклонников. Но все померкли, когда появился папа. Прекрасный, схожий на Есенина офицер ВВС. Ее не отпугнуло даже то, что он прочно выпивал. В конце концов, пока мужик холостой, почему бы ему не погулять и не испить? Вот появится семья, ответственность - и он поменяется. Но после женитьбы все осталось как и раньше.

Если любишь…

«Если любишь меня, воспринимай таким, какой есть», - отвечал отец на просьбы матери кинуть пить. И она воспринимала - не только лишь дебоширство, да и его нрав. Мирилась с тем, что у их, как оказывается, совсем различные взоры на жизнь. Папа считал: живем в достатке, квартира есть, заработную плату платят - чего еще нужно? А маме хотелось большего: поглядеть мир, приобрести прекрасную мебель, неплохую машину... да не достаточно ли в жизни радостей! Она возлагала надежды, что хотя бы после рождения малыша домашняя жизнь наладится. Ошиблась. Вобщем, в военном городе Федотово под Вологдой мужчины выпивали через 1-го и считали это совсем обычным: жизнь в гарнизоне кислая, сероватая, заняться нечем. Может быть, это особенности детской памяти, но я сохранила о Федотово самые теплые мемуары: вокруг лес - мы прогуливались за грибами, в маленьком озере водилась рыба. Неподалеку от нашего дома булочная была: с 9 утра туда стояли сумасшедшие очереди и на всю улицу пахло свежайшим хлебом. Я очень ясно помню этот запах, хотя прожила в Федотово всего три года. Отец поступил в Академию имени Жуковского, ему выделили комнату в офицерском общежитии на Орле: девять метров, общий душ в подвале. Условия, естественно, не наилучшие, но мать радовалась: Москва! Веровала, что в столице у нас начнется новенькая жизнь - без водки и скандалов.

Новое в жизни

Не так издавна я проезжала мимо района, где прошло мое детство, и что-то екнуло снутри. Свернула с Ленинградки, зашла в общежитие и испугалась: грязь, разруха... А детские мемуары почему-либо светлые. Ну да, душ в подвале. Но меня это не смущало - другого я и не знала. На том месте, где на данный момент «Триумф-палас», ранее был парк с какими-то руинами, мы там с отцом поджаривали шашлыки. Он их великолепно готовил. После общежития зашла в свою музыкальную школу. Поглядела расписание и увидела фамилию моего преподавателя - Виктор Петрович Кузнецов. Заглянула в класс, волнуясь, как в детстве перед экзаменом. Педагог меня сразу вызнал, пожаловался, что я так и не поступила в Гнесинку. Когда-то нам обоим очень хотелось, чтоб я стала проф пианисткой. К вступительным экзаменам мы с Виктором Петровичем приготовили 20 произведений. Но - не сложилось. В школе на уроке труда я уколола палец. Поначалу и внимания не направила, подумаешь, ерунда. А через два денька подпрыгнула температура, ранка загноилась, палец распух. В Морозовской поликлинике маме сходу заявили: «Инфекция. Придется оперировать». Хирург, которому она в качестве «подарка» дала последние 20 баксов, заверил, что все будет в порядке. А на последующий денек, когда меня готовили к операции, я случаем услышала разговор медсестер: «Жалко, палец придется отрезать, она ведь совершенно ребенок».

Мать ринулась к заведующему отделением:

- Как вы сможете, Настя же пианистка! Я не дам согласия на такую операцию!

Тот только руками развел:

- Будете тянуть - девченка растеряет руку.

Излечение

Со ужасным скандалом мать забрала меня из Морозовской поликлиники и положила в Боткинскую. Руку, слава богу, удалось спасти. И даже подвижность пальцу возвратили. Но о поступлении в Гнесинку пришлось запамятовать. Для нас с матерью это было ужасным ударом. Ведь музыкой я занималась с юношества и не представляла для себя другой судьбы. Еще в Федотово мать могла расслабленно уйти, оставив меня наедине с магнитофоном. Ни куколки, ни мультики - ничто не заинтересовывало меня так, как музыка. Она рано увидела мои возможности, отнеслась к ним серьезно и всячески старалась их развивать. Отец задумывался по-другому. Гласил, что занятия музыкой - блажь, пустая растрата времени и средств. Но как ни удивительно, в детский ансамбль «Непоседы» я попала благодаря отцу. Билеты на Новогоднюю елку в мэрии принес он. Там я в первый раз увидела именитых «Непосед» на сцене, а не по телеку. А после окончания спектакля отважилась пойти за кулисы. Подошла к Юле Малиновской, самой известной «непоседе», и произнесла, что желаю с ними петь. Юля отвела меня к художественному руководителю Елене Пинджоян, та назначила прослушивание. И скоро меня, без какой-нибудь протекции, зачислили в старшую группу - ту, где были звездами Юля Малиновская, Сережа Лазарев, Влад Топалов и Юля Волкова. Некие предки с юношества внушают своим детям, что они самые умные, прекрасные и по определению заслуживают только наилучшего. А моя мать считала, что у меня, естественно, есть музыкальные возможности, но фуррора я добьюсь только если буду много и упрямо работать. Папино же мировоззрение по этому вопросу и совсем сводилось к слову «чушь». «В облаках витаешь, - недовольно гласил он. - Лучше бы задумывалась, как будешь с такими оценками в юридический институт поступать, артистка!» Когда меня взяли в «Непоседы», я разве что до потолка не прыгала от радости. Так хотелось сдружиться с ребятами! Но уже в 1-ый денек мне ясно дали осознать: о дружбе и не мечтай. Я была робкая, одевалась очень робко и вела себя так же. Роскошно нарядные, раскрепощенные, благополучные малыши стремительно узнали, что за границей я никогда не бывала, престижных шмоток у меня нет и гласить со мной в общем-то не о чем. Единственная роль, на которую я, по их воззрению, годилась, - роль жертвы. По имени меня никто не звал. Зато прозвищ было много. Самые безопасные - Задорога и Запор. Каждый мой шаг становился поводом для глумливых шуточек. Началось со сценических костюмов. На всю группу их уже приобрели, а мне, новой, произнесли: выкручивайся сама. Мать наскребла средств, заполучила недорогую ткань, и мы сшили платьица для выступлений. «Какие прикольные лохмотья», - под всеобщий хвалебный хохот оценили наши усилия «непоседские» модницы. Прихожу в один прекрасный момент на репетицию в брекетах, мне их только поставили. Гласить неловко - не привыкла еще к железякам. Ну и красы они мне не добавили. Все же улыбаюсь:

- Привет, ребята!

- Вот это челюсти! - отвечает Сережа Лазарев. - Задо-рога, я тебя боюсь! И все ржут, очень удовлетворенные. Вобщем, «стебать» пробовали не только лишь меня. Доставалось и Ленке Катиной, будущей звезде «Тату». Но она не направляла внимания. Ей в отличие от меня было наплевать, что задумываются окружающие. А я, дура, из кожи вон лезла, пытаясь сойти за свою. Наверное, если б я успокоилась и, как говорится, «не отсвечивала», от меня бы в какой-то момент отстали. Но я упрямо старалась быть в центре внимания. И все из-за Сергея Лазарева. Он нравился мне еще до того, как я пришла в «Непоседы». А когда повстречались, втюрилась по-настоящему. Лазарев числился в ансамбле самым прекрасным и способным. То, что он делал на сцене, вправду впечатляло. Тогда как раз ставили спектакль про СПИД, Сережа играл главную роль. В конце, когда его герой погибал, я всякий раз рыдала. Я была совершенно доверчивой, но две вещи понимала верно: нельзя признаваться Лазареву в любви и ни при каких обстоятельствах нельзя говорить, что происходит у меня дома. По сопоставлению с очень небедными родителями большинства ребят моя семья была просто нищей. Потому я пыжилась, стараясь соответствовать. И в один прекрасный момент показалось, что меня в конце концов приняли: Лазарев подошел и пригласил на собственный денек рождения. Я решила: во что бы то ни стало буду смотреться не ужаснее других девчонок. Выпросила у матери ее ботфорты. К Лазареву просто на крыльях летела, уверенная, что смотрюсь круто. И здесь же услышала от Сережи: «Хорошие сапоги, Запор, ты их не у моей бабушки одолжила?» Все захохотали, а я от стыда и обиды чуток через землю не провалилась. С того времени не ношу чужую одежку. Бывало, девчонки изменялись шмотками. Я свои давала, а сама чужие никогда не надевала. Но даже после чего унижения влюбленность в Лазарева не прошла.

Кто на новую?

Заводилой в их компании была Юля Волкова, и я уверила себя, что это она науськивает на меня Сережку. Родителям не сетовала - какой смысл? Но в один прекрасный момент все таки не выдержала. Получила так досадную эсэмэску, что разрыдалась прямо при маме. «Дай-ка сюда телефон», - востребовала она. Перезвонила по номеру, с которого пришло сообщение, и узнала, что создатель этой гадости - Влад Топалов: владелец телефона здесь же его сдал. Тогда мать набрала Топалову. «Еще раз обидишь мою дочь, я для тебя уши оторву и язык выдерну, - совсем расслабленно произнесла мать. Гласила агрессивно, как со взрослым. И на прощание добавила: - А сейчас беги сетуй папе». К отцу Топалов не побежал. Только много лет спустя я выяснила, что в его жизни все было далековато не так ясно, как казалось со стороны: обеспеченный отец бросил его маму ради молодой, дела у Влада с ним не складывались... Думаю, у каждого из малышей, которых я считала счастливцами, были свои трудности. Но они старательно делали вид, что все отлично. И я делала то же самое. Скрывала свою жизнь вне ансамбля изо всех сил. Но выходило не всегда. Едем, к примеру, на гастроли в поезде. Я достаю пищу, которую приготовила в дорогу мать, пробую всех угостить, «ф-у-у-у, - морщатся «друзья», - Задорожная, ну чего ты здесь воняешь своими котлетами?» И идут обедать в вагон-ресторан. А я, криво улыбаясь, говорю, что не голодна. Так как на ресторан у меня средств нет. И котлеты, которые с таким презрением отвергли ребята, для нас с матерью - роскошь. Ведь еще совершенно не так давно не хватало средств даже на хлеб. Мы тогда только что ушли от папы. Для матери это было очень сложное решение. Она издавна сообразила, что переезд в Москву его нисколечко не изменил. Когда прошла эйфория первых месяцев жизни в столице, старенькые привычки взяли свое, отец опять запил. Мать умоляла образумиться, пару раз возила его кодироваться. Но чем далее, тем агрессивнее он реагировал на просьбы кинуть пить. В один прекрасный момент мать пришла домой расстроенная и произнесла, что авиакомпания, в какой она работала, разорилась. Мы лишились единственного источника дохода, ведь папе, как большинству военных сначала 90-х, заработную плату фактически не платили.

- Ты понимаешь, что еще неделя - и нам нечего будет есть?! - спросила его мать. - Когда ты начнешь приносить в дом средства?

- Я отпрыск асфальта, - ответил отец. - Я никогда не буду работать руками. Могу служить, а халтурить на стройках и вести торговлю на рынке не стану! И на рынок пошли мы с матерью. Взяли на реализацию некий продукт, приехали в Люберцы, а что далее делать - не знаем. Мать хоть и закончила торговый институт, на рынке никогда не вела торговлю. Встали мы с ней у забора, разложили продукт. Вокруг такие же безработные-безденежные ведут торговлю чем придется. Мне было лет одиннадцать, но я отлично запомнила общее чувство некий безнадежности, которая витала над нашим «подзаборным» рядом. «Эй, ты чего! - мать обняла меня, придавила к для себя. - Все будет отлично!» И вправду, к вечеру у нас даже появилась кое-какая выручка. Хватило, чтоб приобрести овощей и малость мяса. Наша «рыночная экономика» длилась пару месяцев. Мы жили в неизменном ужасе. То и дело слышали: мафия, бандиты, рэкет, менты... Но, слава богу, обошлось. А позже мать отыскала работу, а я устроилась в «Непоседы». «Ну, сейчас заживем, - радовалась я. - У меня тоже будет заработная плата!» Первую получку - 100 рублей - гордо принесла домой. Точнее, то, что осталось от нее после покупки прекрасной заколки и цветов для матери. Но надежды, что мои заработки поправят финансовую ситуацию, не оправдались: съедали «Непоседы» больше, чем приносили. Костюмчики, записи песен, занятия с преподавателем по вокалу - за все было надо платить. На отца рассчитывать не приходилось. Он практически не выходил из запоев и совсем закончил принимать действительность. Мать вытерпела, наверное, ради того, чтоб у нас была «полная семья». Она лицезрела, что я люблю папу невзирая ни на что. Но в один прекрасный момент случилось такое, после этого стало ясно: далее так жить нельзя. У нас была собака, питбуль по кличке Дина. Единственным человеком, которого она слушалась, был отец. И вот в один прекрасный момент я возвратилась из школы. Смотрю - отец, опьяненный, дремлет на диванчике. Я бы не стала его будить, но здесь зазвонил телефон - некий мужик просил срочно позвать Сергея Дмитриевича. Я подошла к папе, потрясла его за плечо. Дина, лежащая рядом, угрожающе зарычала: дескать, не подходи к владельцу. Я не направила внимания, тогда и собака ринулась на меня. Челюсти питбуля сомкнулись на моей ноге. Как я вырвалась из зубов сильной бойцовой собаки - не помню. Помню только, что старалась защитить лицо. В конце концов мне удалось закрыться в ванной и позвонить маме: «Приезжай, пожалуйста, быстрее... Меня Дина покусала». Мать приехала очень стремительно, но за этот период времени моя одежка успела стать красноватой от крови. В поликлинике произнесли:

- Большая кровопотеря. Рваная рана ноги. Оторвана часть ягодицы. Будем накладывать швы... ну и 40 уколов на всякий случай. Вдруг собака обезумевшая.

- Пожалуйста, зашивайте аккуратненько, - умоляла мать - Настя будущая артистка.

Возвращение

Домой мы возвратились только для того, чтоб собрать вещи. А отец все это время продолжал умиротворенно спать на диванчике! Мать сняла квартиру на окраине Москвы, совсем пустую - так было дешевле. 1-ое время спать пришлось на полу. У нас даже посуды не было, только две ложки и две тарелки. Позже приобрели чайник, кастрюлю... Нам не на кого было возлагать, возлюбленной стала фраза: «Сегодня тяжело, но завтра будет легче. Мы вдвоем, и мы очень сильные». И потихоньку все стало налаживаться. В денек заработной платы мы с матерью складывали наши заработки совместно, садились на кухне и решали, на что сначала будем растрачивать. Денежный расцвет обычно случался в декабре - для «Непосед» новогодние празднички были самым «хлебным» временем. С 12-ти лет все зимние каникулы я проводила на «елках». В ансамбле о моих семейных дилеммах никто даже не подозревал. Я бы быстрее погибла, чем позволила кому-нибудь выяснить о том, как живу Мать меня понимала и поддерживала. В то время были в моде башмаки на платформе, «как у Spice Girls». В таких уже щеголяли Малиновская и Волкова. И мать купила мне эти башмаки, хотя средств у нас было в обрез. «Для Лазарева стараешься?» - ехидно спросили девчонки, лицезрев обновку. Все вокруг знали, что я влюблена в Сережу. Думаю, и для него мои чувства не были потаенной. Но он делал вид, что ничего не замечает. На одной из вечеринок ко мне подошла Женя Тремасова: «Слушай, здесь приехал мой юноша, а я не желаю с ним разговаривать. Выручи меня, побеседуй с ним, отвлеки как-нибудь». Почему бы не посодействовать, мне это ничего не стоит... Я разговаривала с незнакомым юным человеком, который все порывался сбежать, отыскать запропастившуюся куда-то Женьку. Когда ему все таки удалось от меня отвертеться, я обвела очами зал в поисках Лазарева. И здесь ко мне подошла Юля Малиновская. «Все сохнешь по Сереге? - саркастически спросила она. - Вон твой Лазарев, с Женькой Тремасовой за колонной лобзается. Так что ничего для тебя не светит». Губки у меня вероломно задрожали. Я и сама знала, что с Сережей у меня никаких шансов. Я им всем чужая, этим прекрасным, богатым мальчишкам и девченкам. Я не их крови. Все же на собственный пятнадцатый денек рождения я позвала весь ансамбль. Праздновать решила в клубе «Пятый элемент» - это место числилось в их компании «крутым». Я сама пригласила Лазарева на танец. Сережа не отказал и даже обошелся без обычных шуточек в мой адресок - все-же именинница... Для него этот танец не значил ничего. А я задумывалась: вот они, самые счастливые минутки в моей жизни. Как зазвучала последующая песня, ко мне вдруг подошел Влад Топалов: «Пошли, Задорожная, потанцуем». Что он замыслил, я выяснила практически через минутку. На виду у всех Топалов резко придавил меня к столбу и начал целовать. В 1-ые мгновения я даже не сопротивлялась, так была ошеломлена. А позже сообразила, что на нас глазеет вся компания, включая Лазарева. Он что все-таки, на спор это делает? Ну тогда смотрите! Лобзался Влад хорошо, и я ему ответила. Да так, что все вокруг обалдели. И ни одна жива душа не знала, что это был мой самый 1-ый поцелуй. В этом смысле я была «поздней» девченкой. Может быть, поэтому, что никогда не считала себя прекрасной и даже привлекательной. А травля в «Непоседах» принудила меня поверить в то, что я - просто уродина. Мои карьерные перспективы тоже оценивались невысоко.

Кто повинет

«Если кто и «выстрелит», то не Задорожная», - гласили руководители ансамбля. Отец, которому я время от времени говорила о собственных делах, тоже не добавлял мне оптимизма: «Теряешь время. Лучше бы готовилась в юридический». Слышать такое было грустно до слез. Время от времени хотелось все кинуть и бежать из «Непосед», закончить быть «девочкой для битья». Но тогда вышло бы, что отец прав... И я решила: ни за что не уйду буду работать и биться. Докажу всем, что я не слабачка. Боевого настроя хватило на короткий срок. Долголетняя травля сделала свое дело: к пятнадцати годам в собственных очах я была противным утенком, при этом без какой-нибудь надежды перевоплотиться в лебедя. Я закончила десятый класс. Летом мы всем ансамблем поехали на детский кинофестиваль в «Орленок». Как раз в это время компания «Синебридж» проводила набор актеров в сериал «Простые истины». Естественно, на кастинг пошли все. Но к полному изумлению ребят, роль предложили только мне. Узнав, кого предстоит сыграть, я жутко опешила: Анжелику Селиверстову - колоритную даму, модель. Отыскали кросотку! Груди нет, на зубах - брекеты, волосы непонятного пепельно-русого цвета... Но когда Маша Цигаль, которая разрабатывала образы для телесериала, уговорила меня перекраситься в блондиночку, я преобразилась. К тому же атмосфера на съемках была совершенно другая. Никто нужно мной не хохотал, не считал уродиной. Таня Арнтгольц, Толик Руденко, Миша Полицеймако, с которым у меня случился 1-ый экранный поцелуй, - все вели себя очень миролюбиво. На съемочной площадке меня увидела режиссер Лина Авдиенко и пригласила сняться в клипе «Смысловых галлюцинаций» - «Зачем топтать мою любовь». Клип начали крутить на MTV, я смотрела и задумывалась: «А что, я не ужаснее других девчонок, полностью привлекательная...» Но скоро мне опять растолковали, что почем, - сейчас в школе.

- Ну вот что ты такового сделала, чтоб тебя в клипе сняли? - приставали одноклассницы.

- Да ничего «такого» я не делала!

- Все ты врешь, знаем, как на телевидение попадают! Наверное по блату пролезла либо отдала кому нужно.

В один прекрасный момент перед уроком физкультуры я случаем услышала, как одна девчонка гласит другой: «А давай этой актрисе расквасим нос». Я не придала значения - ну не будут же они со мной драться! Во время урока меня окрикнула одна из «народных мстительниц», я обернулась, и в лицо мне полетел тяжкий баскетбольный мяч. На память от школы осталась горбинка на носу - итог перелома. А в летнем лагере женская зависть чуть ли не стоила мне жизни. К тому времени я уже освободилась от брекетов и малость округлилась, фигура стала женственной. К тому же я была «девочка из телевизора», потому за мной табуна - ми прогуливались мужчины - и школьники, и вожатые. Девчонки сходу дали осознать, что их такая ситуация не устраивает. Но что я могла поделать?! Просыпаюсь как-то ночкой - подушка влажная и руку почему-либо жжет. Включила свет и ахнула: вся кровать в крови, а из руки торчит лезвие бритвы, которое мне подложили под подушку... Выпускного я ожидала как манны небесной. Казалось: вот окончу школу и начнется другая жизнь. Так и вышло. На съемках программки MTV «12 злостных зрителей», куда меня пригласили как участницу клипа, я познакомилась с продюсером Петром Шекшеевым. Бывает любовь с первого взора, а у нас, что бы ни писала «желтая» пресса, случилась дружба с первого взора. Петр очень стремительно сообразил, что со мной происходит. «Кто для тебя внушил, что ты неинтересная и неталантливая? Немедля выбрось эту дурь из головы!» - востребовал он. И объявил моим комплексам реальную войну. Если кто-то делал мне комплимент, Петя гласил: «Слушай! Это правда!» Конкретно он поддержал меня перед вступительными экзаменами в ГИТИС, и я поступила с первой пробы. Сначала сокурсники отнеслись ко мне настороженно: «Звезда. На данный момент придет с короной на голове». Но уже совершенно скоро сообразили, что я человек полностью обычный. И мы сдружились. «Начинай ходить на кастинги, - порекомендовал Петро, - не теряй времени». На прослушиваниях я страшно зажималась. Приезжала на «Мосфильм» либо Студию имени Горьковатого накрашенная как будто куколка. Как себя вести - не знала совсем. «Будь самой собой, - учил Шекшеев. - Запомни: больше всего режиссеры ценят естественность и искренность». Я старалась, работала над собой, но раз за разом слышала: «К огорчению, вы нам не подходите. Проекту необходимо медийное лицо».

Ужас навечно

Эта фраза стала моим ужасом. Я попала в замкнутый круг: неведомые актеры никому не необходимы, как достигнуть известности, если не дают шанса? Так меня в самый последний момент «развернули» с кинофильмов «Волкодав», «Стиляги», «Зови меня Джинн», «Молоды и счастливы». «Тебе необходимо примелькаться в тусовке», - произнес Пет-ро. И начал водить меня на светские мероприятия: музыкальные, киношные, телевизионные. Знакомил с людьми, практически за шкирку вытаскивал из черных углов, куда я норовила забиться, и заставлял разговаривать: «Вот для тебя реальная школа выживания. Сможешь заинтриговать этих людей - ты выиграла». Я стремительно сообразила, что Петя прав. Равномерно меня стали узнавать. Появились милые, ни к чему не обязывающие знакомства. Мое лицо начало появляться на страничках светской хроники. Поначалу писали «Петр Шекшеев со спутницей», позже - «Петр Шекшеев с актрисой Настей Задорожной». Пошли 1-ые предложения. Работу предлагали и те, кто в свое время холодно цедил «Вы нам не подходите». Я еле сдерживалась, чтоб не сказать: «Ведь я все та же, дорогие мои! Куда вы смотрели, когда я приходила к вам на кастинги?!» Все мои мысли были только о работе и учебе. Но здесь на нашем курсе появился новый студент, забавнй и очаровательный. Всюду прогуливался с барабанными палочками и настукивал мелодии. Мы сдружились, я считала, что у нас много общего. Как-то в общежитии на вечеринке он меня поцеловал, но на том дело и кончилось. А летом, после того как я сдала экзамены и уехала с матерью отдыхать на море, получила от него эсэмэс-ку: «Я тебя люблю». Ничего для себя, думаю. С чего бы это? Весь последующий курс он терзал меня своими признаниями. Взял, как говорится, измором, и в один прекрасный момент я уступила: «Ладно, давай попробуем». Но как у нас начался роман, мы совсем закончили нормально говорить, повсевременно ссорились. Он устраивал сцены по хоть какому поводу:

- Почему ты запоздала? Где была? Ты что, не можешь придти на лекции впору?

Я тоже в долгу не оставалась:

- Чего ты пристал?! Что за привычка меня учить?

За этими представлениями смотрел весь курс. Только заходим в аудиторию, а люд уже азартно потирает ладошки: «Сейчас прольется чья-то кровь!» Он всегда находил повод для расстройства. Не достаточно внимания уделяешь - плохо. Много - означает, в чем либо повинна. И в один прекрасный момент я вдруг сообразила: ему дико нравится играть в эту грусть, в депрессию. Таковой мазохиствующий энергетический вурдалак. В конце концов, это состояние стало для него обычным, а для меня перевоплотился в делему. Я посиживала на лекции и задумывалась: придет он сейчас со своим вечно невеселым лицом либо нет? Как-то зимой в свирепый мороз позвонил наш общий компаньон:

- Настя, спасай! Он обрился налысо и открыл окна в квартире.

Я здесь же приехала. Спрашиваю:

- Для чего ты это делаешь?

- Желаю умереть!

Ему было плохо, но как это поменять, я не знала. Только ощущала: то, что меж нами происходит, - некорректно. Ведь он преднамеренно растил во мне комплекс вины. Наверное, на этом наш «роман» и держался: я не могла кинуть его, так как страшилась - он будет мучиться, он без меня пропадет. Мы сходились и расползались, пока не закончили институт. После выпускного попрощались и больше друг дружке не звонили. Я с облегчением вздохнула: наконец! Позже повстречалась с ним на съемках телесериала «Клуб». Он очень поменялся - стал размеренным, улыбчивым, много шутил. Когда ему произнесли «Тебе нужно сыграть сильную любовь к Насте», мы забавно рассмеялись: «Ну что, поворошим прошедшее?» Еще в институте я решила серьезно заняться пением. Оно оставалось главной моей мечтой. Когда произнесла об этом Шекшееву, он предложил:

- Ну, так давай работать над альбомом.

- На какие средства?

- Поначалу репертуар подберем, а средства найдутся.

1-ая запись

Первую запись сделали в студии Юрия Айзеншписа. Делового сотрудничества у нас с Юрием Шмильевичем не было - никаких договоров и никаких средств. Он просто отдал нам свою студию и произнес: «Пробуйте». Шекшеев отыскал восхитительных педагогов по вокалу, первых создателей, песни... Стала собираться команда. Волновал только денежный вопрос: работа-то велась на Петины личные средства. «Прославишься - отдашь», - отмахивался он. Позже Петро пробил мою первую песню на радио. Когда мы с однокурсниками услышали, как я пою на Радио Next, скакали от счастья по всему ГИТИСу. Стопроцентно альбома еще никто не слышал, но по тусовке уже пошла молва, что Задорожная хорошая певица. И на меня посыпались предложения попробоваться в различные девичьи группы. Более заманчивые я дискуссировала с Петро. Но, обычно, он моих восторгов не делил: «Если пойдешь в группу, стремительно взлетишь, стремительно появишься на обложках. Но будешь петь только то, что произнесут, а не то, что хочешь сама. Умей ждать». Я знаю, какая репутация практически у всех участниц этих групп. Именуют их грубо, но метко: «поющие трусы». Потому произнесла для себя: «Со мной такового не будет!» Когда меня утвердили на главную роль в телесериале «Клуб», многие усмотрели в этом «волосатую лапу» Шекшеева. По сути Петро меня не лоббировал, кастинг я проходила на общих основаниях. Поначалу я обрадовалась, а позже прочла сценарий и ужаснулась: столько откровенных сцен, для чего мне это? Но продюсеры уговорили: «Ты актриса, это тоже часть твоей работы!» Съемка первой постельной сцены стала для меня истинной пыткой. В студии никого, не считая оператора и режиссера. Но я все равно не знала, куда деваться от смущения: сижу нагая на кровати, рядом - мой партнер Петя Федоров. Он хоть и храбрился, а смущался не меньше моего. «Мотор! Съемка пошла! Настя, сядь на него верхом! Ну что ты такая древесная? Ты двигаться сейчас будешь? Стоп! Соберись, мы теряем время!» Я вдруг начала хохотать как ненормальная: уж очень тупо все это смотрелось со стороны. «У нас здесь съемочная площадка либо детский сад?» - разозлился режиссер. В конечном итоге я «скакала» на Федорове тринадцать часов! Позже зрители меня истязали вопросами: «А вы и взаправду занимались сексом? Что вы ощущали?» Да ничего неплохого я не ощущала! Вырезку с кадрами из этой сцены канал MTV несколько месяцев безостановочно гонял в хоть какое время суток. Я прославилась своими вздохами, охами и закатыванием глаз. Мать 1-ое время отворачивалась, переключала канал: «Не могу на это смотреть». Но позже смягчилась: «Мне нравится. Ты очень красивая». Сериальная популярность пошла на пользу моей вокальной карьере. Я, в конце концов, выпустила альбом. Петро организовал 1-ый сольный концерт. Спев финишную песню «Буду», поглядела в зал и поразмыслила: «Я сделала это! Я сама!» И расплакалась. Зрители орали: «Настя, мы тебя любим!», «Браво!», «Настя, мы с тобой!» А я кусала губки: ну почему папа не успел этого узреть? После концерта мать произнесла: «Стасенька, он гордится тобой. Я в этом уверена». И с души как будто камень сняли. Появилось вдруг столько сил, что их некуда стало девать. Энергия добивалась выхода. Я много снималась, гастролировала, фактически поселилась в поездах и самолетах. На вопросы о личной жизни разводила руками: да где на это взять время? Но когда меня позвали в проект «Звездный лед», согласилась не раздумывая: когда еще представится возможность получить таковой опыт!

Все новое, все 1-ое

1-ые тренировки продолжались всего два часа: коньки натирали, мускулы болели, синякам я растеряла счет. Устроители все никак не могли обусловиться, кто будет моим партнером. После очередной тренировки я поехала на концерт, отработала, пораздавала фанатам автографы и ушла в гримерку. Вдруг стук в дверь. Открываю: на пороге юноша с букетом цветов и красноватым чемоданом. Смотрю - а у него за спиной съемочная группа.

- Знакомься, Настя, твой партнер по «Льду» Сергей Славнов, серебряный призер чемпионата Европы.

- А почему с чемоданом?

- У тебя сейчас денек рождения, - смущенно произнес Славнов. - Это для тебя в подарок. Коньки возить.

О том, что меня со Славновым будут «сводить», устроители шоу объявили прямо:

- Нам нужен роман, это отлично для рейтинга.

- Да ни за что! Вам рейтинг, а моей маме - инфаркт! Она в один прекрасный момент уже прочла вранье про то, что я беременна от актера, с которым в клипе снималась. Больше мне такового счастья не нужно!

Ну и, если честно, Славнов сначала не произвел на меня особенного воспоминания. Все поменялось после того, как я угодила в поликлинику. Съемки «Клуба» проходили за 50 км от Москвы. В городке Лосино-Петровский, который мы, актеры, поэтично окрестили Лос-Петрос. Там, в Лос-Петросе, мне и стало плохо - боли в животике, тошнота... Пока могла, вытерпела - не срывать же съемки. В конце концов не выдержала. Меня срочно повезли в Москву.

- Перитонит, - произнесли докторы. - Женщина, почему ранее не обратились? Вы не могли этого не ощущать!

Отвечаю, сжав зубы, чтоб не заорать от боли:

- Времени не было...

Меня здесь же на операционный стол. В четыре утра я пробудилась после наркоза, пробую пошевелиться и понимаю, что не чувствую левую ногу.

- Боже мой! - кричу. - Меня парализовало!

- Настя, все отлично! Успокойся! - с примыкающей кровати встала мать. - Для тебя сделали лапароскопию. Через вену в ноге вводили наркоз, потому ты пока ее не ощущаешь.

Ожидание

Пару дней в поликлинике я отсыпалась и радовалась, что никуда не нужно бежать. Звонили друзья, поздравляли со вторым деньком рождения - риск для жизни вправду был очень суровый. А позже ко мне приехал Сережа совместно со съемочной группой. Пока они прикидывали, как лучше снимать, Славнов подсел на кровать, произнес тихо: «А я ничего не знал...» - и взял меня за руку. Наверное, у каждого человека в жизни бывают моменты, когда все становится максимально ясно. Я ощутила тепло его ладошки и обо всем забыла. Откуда-то вдруг появилась уверенность, что сейчас все будет отлично. Никакого оптимального разъяснения этому нет. Мы со Славновым только начали кататься, толком не познакомились. Но мне так не хотелось, чтоб он уходил... Позже Сережа произнес, что тоже прекрасно запомнил этот момент: «Как-то по-другому мы друг на друга поглядели. Ты была такая слабенькая, трогательная». Доктор провозгласил период реабилитации в две недели, но встать на коньки пришлось уже на 6-ой денек. В торговом комплексе устроили презентацию шоу «Звездный лед». Когда я появилась в инвалидной коляске, люд был в шоке! «Давайте коньки, я на лед выйду», - говорю. Все поглядели на меня как на ненормальную. И только Сережа сообразил. Он, спортсмен, привык кататься в хоть какой ситуации. Больно, не больно - шоу должно длиться. С трудом, превозмогая боль и слабость, выползла на лед. И сходу ощутила Сережину поддержку, его сильные, надежные руки. Весь номер он меня практически возил на для себя. А под конец, когда я только-только сознание не теряла, шепнул, касаясь губками уха:

- Задорожная, дай мне собственный телефон.

И я, невзирая на адскую боль, рассмеялась:

- Ну, записывай!

Искру, которая меж нами перескочила, увидели все. И началось. Поначалу Максим Галкин пошутил:

- Какая красивая пара! Почему они до сего времени не поженились?

Коля Басков, широкой души человек, произнес:

- Если надумаете, я вам женитьбу оплачу.

- А я тамадой буду, - поддержал Дима Губерниев.

Ну и шутки

Мне, если честно, эти шуточки не нравились. Больше всего раздражало, что продюсеры все-же получили что желали: пресса стала писать, что у меня со Славновым роман. Очень переживала за маму. Она читала газеты, слушала радио и наивно веровала всему, что молвят журналисты. В один прекрасный момент дело чуть ли не дошло до сердечного приступа. Мать вела машину и услышала по радио, что дата нашей со Славновым женитьбы уже назначена. От неожиданности она бросила руль. Мчавшийся навстречу автомобиль чуть успел увернуться от лобового столкновения. «Мама, - уверяла я, - у нас никаких отношений нет, мы просто друзья!» Кого я уговаривала - маму либо себя? Да, романа с Сережей не было, но я понимала, что нас тянет друг к другу. Правда, гласить об этом избегала. Даже не знала, есть у него женщина либо нет. Залезла в Веб, прочитала, что он не женат, что у него в Питере своя школа фигурного катания и что совместно со собственной партнершей Юлей Обертас Сережа собирается выступать на Олимпийских играх. Негусто. Оказалось, что женщина все-же есть. Он сам мне поведал во время 1-го из наших нескончаемых телефонных дискуссий. А общались мы вправду сильно много. Когда я ездила в Лос-Петрос, на съемки «Клуба», страшилась уснуть от вялости за рулем. Звонила Сереже, и мы всю дорогу говорили. О чем угодно, только не о нас... А позже я улетела в New-york, сниматься в «Любви в большенном городе». И так мне стало тоскливо без Сережи! Задумывалась: «Вот вернусь в Москву, мы продолжим тренировки, тогда чего-нибудть и решится». Но все осталось как и раньше. От этой неопределенности, от неприкрытой враждебности арбитров на шоу я раздражалась, стала нередко рыдать, угражала все кинуть.

Марина Вавринюк,